«Несколько месяцев перед Олимпиадой я жила в аду». Откровенное интервью Алены Заварзиной

«Несколько месяцев перед Олимпиадой я жила в аду». Откровенное интервью Алены Заварзиной
Фото: © ZASPORT
Почему бронзовый призер Олимпиады в Сочи уезжала в Корею побеждать «хоть голой, хоть лысой», но в итоге вернулась без медали.

Что нужно знать, если вы не смотрели выступление Заварзиной на Олимпиаде

• Соревнования в параллельном гигантском слаломе должны были состояться в два дня: квалификационные заезды – 22 февраля, финалы – 24 февраля. Но за день до первого старта все перенесли на субботу

Заварзина заняла второе место в квалификации, что позволило ей выбирать трассу на всех последующих этапах, кроме того, где участвовала победительница квалификации – Эстер Ледецки (по сетке они могли бы встретиться только в большом или малом финалах). На Олимпиаде в Сочи формат соревнований был другой: соперники должны были проехать по обеим трассам на каждой стадии

• Во всех своих заездах Алена выбирала красную трассу, которая, по признанию многих спортсменов, была быстрее синей

• Заварзина была единственной представительницей России, кто смог дойти до полуфинала. Муж Алены, двукратный чемпион Сочи-2014 Вик Уайлд, вылетел из турнира в 1/8 финала

• В полуфинале Заварзина встречалась с немкой Селиной Йорг. На первой половине дистанции россиянка упала, пропустив тем самым соперницу в Большой финал

• В малом финале за бронзовую награду Алене противостояла другая представительница Германии – Рамона Хофмайстер. Заезд для Заварзиной также закончился падением

• После соревнований Алена игнорировала общение с прессой в микст-зоне

«Вик спросил после финиша: «Почему ты ко мне не подошла? Я бы тебя настроил»

– Перед началом квалификации, стоя в стартовом створе, вы ударили себя в грудь и по подбородку. Вы всегда так делаете?

– Я же самая первая выступала. Периодически бью себя по лицу. Иногда на старте начинаю терять концентрацию, и, чтобы сфокусироваться, нужно немного себя по щекам побить. Это не в первый раз. На Олимпиаде в Сочи я себя так била, что потом синяк был.

– С каким настроем приехали на трассу?

– С нетерпением ждала всего этого и была готова выступать. Все было хорошо, с настроем – замечательно. Все пошло не так где-то после 1/8.

– Повлияло то, что все российские спортсмены вылетели на этой стадии?

– Нет. Я не знала об этом. Они все вылетели в 1/8?

– Часть спортсменов – в квалификации, часть – в 1/8. В четвертьфинал вышли только вы.

– На меня повлияло то, что в 1/8 я ехала с нормальной тактикой, все контролировала, но выиграла всего три сотых у девочки, у которой должна была выигрывать гораздо больше. Поэтому у меня появилось волнение. Нужно было, наверное, поднажать. Говорила с тренером по рации. Он сказал: «Все нормально, но надо быть поактивнее». В следующей попытке поехала поактивнее, но потом решила еще прибавить, что было ошибкой, потому что снег начал меняться. В полуфинале против немки я решила взять более агрессивную линию и немного передавила. В итоге потеряла давление на кант и упала. Меня это просто выбесило. Потому что в четвертый раз в этом сезоне проигрываю в полуфинале, и три из них – этой немке. Мне было так обидно. Единственное, к чему готовилась, – большой финал. Мы шли к нему вместе с Ледецкой. Только она все делала по плану, а я не особо.

– То есть падение было результатом чрезмерного рвения? Это не проблема психологии?

– Большое рвение – это тоже проблема психологии. Между прочим, я говорила, что мне нужен психолог. Сказала: «Нашла его себе, не могли бы вы меня поддержать и оплатить его?». Мне ответили: «Давай сама».

– У вас нет командного психолога?

– Был. Сейчас он работает с Екатериной Тудегешевой.

– Вы видели заезд мужа, после которого он вылетел?

– Я стояла наверху и видела только, как он стартовал. Естественно, переживала, и это тоже меня немного подбило. Но больше всего напрягло, что нам нужно было так долго ждать. У меня в этот момент вся энергия уходит. Уже хочу поскорее со всем этим закончить. Понимаю, что осталось два заезда по 45 секунд, и, в конце концов, можно приложить усилия и не облажаться. Я могу держать себя в руках эти 45 секунд и не терять фокус. Но до этого ты очень много ждешь – 15, 20, 40 минут. Я же не могу расслабиться в этот момент. Возможно, у меня есть проблема с тем, что не способна переключиться с состояния покоя до состояния активации. Все равно нервничаю.

У меня было сильное напряжение. Готовилась выступать в четверг с такой надеждой, что две попытки проеду в четверг, а потом четыре заезда – в субботу. Это будет быстро, и не нужно терять время. И я смогу держать концентрацию. Потом в последний момент говорят, что все соревнования будут в один день. Ты встаешь в 5:30 утра, выезжаешь в 6:30 из деревни. Все это время ты думаешь, что день «икс» настал. Ты находишься в напряжении очень долгое время. В нашем спорте ты не просто заезд откатал и все, а целый день томишься – с раннего утра до трех часов дня.

Еще у нас, если едешь за бронзу, то можешь остаться без медали. Мы такие, конечно, не единственные. Это есть и в хоккее, например. Но тут такое волнение. Никто не хочет быть тем человеком из двух, кому не досталось награды. Я два раза была в малом финале на Олимпиаде. И когда попала в него второй раз, то мне было просто ужасно. Важность Олимпиады несколько обесценилась. Я хотела только золота и больше ничего. Мне серебро даже, по сути, было не нужно.

– Раньше формат соревнований был в два раза длиннее: на каждой стадии ты едешь сначала по одной трассе, затем по другой. Насколько нынешний формат вам кажется правильным и справедливым?

– Оба формата справедливы. Просто поменялась тактика. Теперь ты очень сильно зависишь от квалификации. Единственный вариант выиграть соревнования – это быть в квалификации в топ-4 и ехать быстро. Сейчас у нас стабильно: кто был в квалификации в топ-4, тот и побеждал, потому что тогда у тебя есть возможность выбрать хорошую трассу. Раньше и спортсмены, занявшие в квалификации 16-е место, иногда выигрывали. Там просто другой настрой. Ты чувствуешь себя более спокойно, потому что если не получится в первой попытке, можешь отыграться во второй. Но, повторюсь, оба формата справедливы. Просто нынешний более зрелищный.

– Вы разговаривали с Виком в перерывах между заездами?

– Нет.

– Даже взглядами не перекинулись?

– Он мне сказал потом после финиша: «Почему ты ко мне не подошла? Я бы мог тебя настроить». Ответила: «Была не в том состоянии и ничего не могла слушать». Просто перед полуфиналом я пообщалась с тренером и поняла, что он очень сильно волнуется, и это было слышно даже по рации. Он мне: «А-а-а, слушай, а-а-а все нормально, а-а-а только, а-а-а…» Естественно, это все волнение передается. Думала потом: «Зачем я с ним поговорила вообще?»

XXIII Winter Olympics, Pyeongchang, Republic of Korea. Snowboard. Ladies' Parallel Giant Slalom. Zavarzina Alena (OAR). / Фото: © Андрей Голованов и Сергей Киврин

– Есть разница, как проигрывать: так, как это было у вас на Олимпиаде, падая и отдавая соперницам победу в руки, или в борьбе на последних метрах?

– Конечно, есть. Меня бесит так отдавать. Я просто продолжаю дарить подарки сборной Германии. В этом году все разы, когда немки попадали на подиум, были после моих ошибок. Проблема во мне. Сделала на Олимпиаде максимальное усилие, но внутри не было той силы, которая нужна.

В прошлом году я ехала с Эстер (Ледецки) за Большой глобус в Винтерберге. Это было после недельного чемпионата мира. Мы приехали туда в два часа ночи, а в семь утра нужно было выходить на старт. Тогда у меня не было никакой силы. Но полтрассы ей везла. В тот момент подумала: «Неужели я сейчас выиграю Большой глобус», – и упала. Затем так сильно ударила турникет, что разбила себе руку. Еще три недели она у меня потом болела. Тогда думала, что сойду с ума. Но потом пришла в себя и надеялась, что восстановлюсь и все будет хорошо. Но случилось то, что случилось – у меня умерла мама. Три месяца была в агонии. После – еще четыре месяца в депрессии. Просто не успела мозг восстановить – и 5 декабря нам говорят, что мы не поедем на Олимпиаду под своим флагом. Я просто была в аду. Возможно, в этом есть главная причина, почему не смогла в ответственный момент надавить. У меня просто не было сил.

– После падения в малом финале вы скатываетесь вниз к финишу и выстегиваетесь из сноуборда. Что было потом?

– Я подошла к Вику, села. Он мне говорит: «Не расстраивайся. Ты все равно молодец. Бывает. Ехала отлично. Ты – герой». А я просто не могу его обнять. Мне было так обидно. Даже никого не поздравила на финише и сразу ушла. Сил досматривать эти соревнования не было. Просто все осточертело. Я даже не плакала. Сначала села, а потом осознала, что там сейчас едет победоносная Эстер. Поняла, что мне нужно срочно уходить. Ко мне подошла девочка-волонтер. Говорю: «Что вам надо?» Она: «Допинг-контроль». Я: «Пошли, конечно. Сдадим этот допинг третий раз за неделю». Они будили нас все эти дни в Пхенчхане, приходили в пять-шесть утра, искали в квартире то нас, то не нас. Три сраных раза за неделю!

Мы пошли с ней, к нам подходит другая девушка в зеленом плаще. Говорю: «Вы кто?» Она: «Я из OBS (Олимпийская вещательная служба). Пойдемте в микст-зону». Ответила: «Идите на фиг». За мной потом какой-то русский репортер бежал. Говорит: «Алена, а что не получилось?» Я: «Идите отсюда. Делайте свою работу в другом месте». В тот момент, если бы кто-то попался на моем пути, я сломала бы ему шею. Поэтому по-быстрому ушла.

Прихожу на допинг-контроль. Меня спрашивают: «А где ваша аккредитация?» Отвечаю: «Я только что закончила свои соревнования. Какая к черту аккредитация?» Они: «Мы не можем вас без нее принять». Говорю: «Давайте быстро сделаем тест, и я вам ее принесу». Просто была на метле. Сдала тест, принесла им аккредитацию и ушла. День для меня был закончен.

 – Плакали?

– Не ревела. Плакала я на хоккее. Сначала, когда забросили победную шайбу, затем, когда все пели гимн. Мы потом вышли со стадиона, и я так сильно кричала «Россия». В тот момент была счастлива.

– Свои заезды потом пересматривали?

– Нет. Я не смогу какое-то время их смотреть. Да и вообще о сноуборде не могу сейчас думать.

«Думала, может, какие-то антидепрессанты начать принимать?»

– Слова поддержки в инстаграме* вам написала одна из самых влиятельных фигур в российской модной индустрии Полина Киценко…

– Наверное, мне стоит сначала почитать, чтобы ее пост комментировать. Я же в инстаграм* зашла только два дня назад и не видела, кто и что писал. Полина написала мне в личку: «Ален, ты как?» Ничего не ответила, телефон в руки не брала. Она мне: «Ты можешь хотя бы ответить, чтобы я дальше спала?» Написала: «Извини. Я просто все просрала». Она: «Ты не все просрала. Ты сделала, что могла». Я их понимаю. Допустим, Коля Олюнин ехал просто как чемпион и мог реально быть с золотой медалью, но потом было ужасное падение в полуфинале, и дальше он не прошел. Я же не перестала после этого его любить и уважать. Также в шорт-треке болела за Соню Просвирнову. Она заслуживала медали. Но и без нее Соня мне очень дорога.

Естественно, мои друзья не будут говорить, что разочаровались во мне как в спортсмене или как в человеке. Самое большое разочарование у меня – в себе. Несмотря на ситуацию, в которой мы все здесь оказались, я считала, что смогу пробиться через это, пройти сквозь все барьеры, покажу, что сильная, что лучше всех, что достойна медали. Этого не случилось. Я не великий и не сверхчеловек. Я просто человек.

– Полина писала о том, что вам пришлось бросить какую-то важную часть подготовки и уехать спасать маму.

– Это случилось в июне. Я еще не начала подготовку, и не было никаких сборов. Просто тренировалась в Москве. Все было классно. Занималась пилатесом, балетом, боксом. Думала, что сейчас так подготовлюсь, что буду вообще сильная-сильная. Перед этим маму видела в марте после сезона. Она неважно себя чувствовала, но говорила, что просто приболела. Никто ничего не знал. Она ничего не говорила. В итоге в июне мама мне написала, что ей плохо. Я ей позвонила. Она сказала, что у нее полип в носу и будет ложиться в больницу. Через какое-то время она мне пишет: «Как дела?» Я просто в этот момент поняла, что что-то не то. Звоню: «Ты где? В больнице? Почему так рано положили? Анализы сдавать? Почему их нужно сдавать за неделю до операции? Что происходит?» Она, как мне кажется, начинает мне врать. Через пару дней позвонила ее подруга и сказала, что все серьезно, что это не полип.

Я собралась и улетела в Новосибирск. Последующие четыре недели помню плохо. На меня свалилось столько информации: что у мамы рак мозга, что ее не могут оперировать из-за размера опухоли, что, скорее всего, она не выживет. Мама была в таком состоянии… Она не могла сидеть. Мы с ней общались по 15 минут. 15 минут она говорит, 40 минут спит. Это все было очень тяжело видеть.

И еще лечение в Новосибирске… У человека такая серьезная болезнь. Думала, что людей с таким диагнозом врачи берут под крыло и говорят им, что делать и что не делать. Тут же ты вообще никому не интересен. Должен сам бегать, узнавать про обезболивающие, про то, где сдавать анализы, и прочее. Они даже не хотели везти ее на химиотерапию. Собирались просто отправить домой. В общем, в таком разобранном состоянии я находилась до конца лета.

– Как после такого собрались?

– Поехали кататься в Церматт. Первые разы, когда оказывалась одна на подъемнике, все время думала, что у меня больше нет мамы. Когда катаешься, то все нормально. Но оказавшись наедине со своими мыслями, постоянно плачешь. Любые вещи меня начинали трогать. Я была очень эмоциональной. Потом более-менее все прошло. Были моменты, когда становилось невыносимо плохо. Думала, что, может, какие-то антидепрессанты начать принимать? Но в итоге прошла через этот период. Меня очень поддерживали муж, друзья. Если бы не они, не знаю, что бы со мной было. Постепенно начала больше думать о работе, о спорте, об Олимпиаде. И в этот момент тебе говорят, что, скорее всего, в Корею тебя не пустят, как и всю сборную.

– Во время соревнований на Олимпиаде вы думали о маме?

– Нет. К Олимпиаде я уже прошла через это и все приняла. Но еще в январе думала. Ко мне подходили девчонки из команды: «Ален, ты чего такая грустная?» Я говорю: «Знаешь, просто сижу и думаю: ну, не получилось выступить хорошо, жизнь же продолжается. Потом вспоминаю, что у меня нет мамы». Наверное, они думали: «На хрена вообще спросили? Лучше к ней не подходить. Она какая-то дура».

«Мне нужно конкретно отдохнуть, чтобы остаться психически здоровой»

– Как вы оказались на хоккее?

– Друзья приехали нас поддержать. Они на следующий день шли на хоккей. Позвали с собой. Мы без них не попали бы. Билетов у нас не было, в кассе – очень дорогие. Так что спасибо им огромное. Для меня и для Вика это был лучший момент на Олимпиаде.

– Не хотели уйти после третьей шайбы немцев?

– Нет. Конечно, были немного сломлены. Я накануне проиграла немкам, и тут опять они. Думала: «Чтоб вас всех». Так орала: «Мужики! Вперед! Валите их!» И, когда они забросили в овертайме, это было что-то невероятное.

– Потом вы летели с ними в одном самолете. Что там творилось?

– Мы просто все 8 часов полета разговаривали, тусовались. Хоккеисты спали, потому что отмечали до этого. Было очень классно. Нам не хотелось расставаться. Так весело мне не было давно.

– В самолете было много медалистов. Не было к ним зависти?

– У меня появляется чувство зависти, когда вижу у человека медаль на шее. Я тоже такую хочу. Немного было обидно, когда мы вышли из самолета: их встречают, а нас не особо. Мы прошли стороной. К нам почти никто не подходил. Если и подходили, то, наверное, с мыслью: «Мы сфоткались со всеми медалистами, давайте и с этими неудачниками тоже».

– Когда я вас увидел в аэропорту, то вы вызывали такси. Почему вас никто не встречал?

– А кто нас должен встречать?

– Например, друзья. Вы же все-таки возвращаетесь с важного события.

– В Москве нас никто и никогда не встречает. Мы уже к этому привыкли. У нас все схвачено. Засунули вещи в машину и уехали. Все нормально было.

– В четверг вы оба объявились в инстрагаме и выложили первые посты. Вы переводили текст Вика на русский язык?

– Да.

– У него написано, что на Олимпиаде было чувство стыда, унижения и изгоя. Как это проявлялось?

– Было ощущение, что ты не принадлежишь этому месту, что ты здесь лишний. Ну как это может проявляться? У всех есть форма с флагами и названием страны, а у тебя нет. Все подходят и говорят: «Давайте меняться значками». А мы отвечаем: «Нет страны – нет значков». Так это и проявлялось. У тебя вроде все как у всех, но не совсем.

– Ваш пост получился во многом противоположным. Он писал, что не хватало должного настроя, вы – что очень хотели победить. У вас всегда такая разница во мнениях?

– Нет. Просто он говорил о том, как подходил к Олимпиаде и сразу чувствовал, что настроя нет. А у меня-то он был. И причин не выигрывать не было. Мое катание на протяжении двух недель, которые мы там находились, было на уровне. Проиграла из-за моей психологии. Это нечестно по отношению к самой себе. Я сама себя подвела. У меня из-за этого страдания, а не из-за чего-то еще. Со снаряжением и всем остальным все было хорошо. Сама у себя забрала медаль.

– Перед Олимпиадой вы написали фразу, которая запомнилась многим. Сейчас некоторые ее припоминают: «побеждать хоть голой, хоть лысой». Не жалеете, что тогда ее написали?

– Может, и жалею, но что теперь сделаешь? Я даже не знала, что мои комментарии на комментарии людей будут цитироваться и из этого создастся сенсация. Появилась площадка – инстаграм*, куда можно прийти высказать свое мнение, хотя его никто особо не хочет знать. И я ужасаюсь тому, как люди осуждают других в действиях и поступках. В шоке от того, что эти критики накинулись на спортсменов в такой ситуации. Как им не стыдно такое писать?

Сейчас я вернулась в инстаграм* и уже начиталась комментариев. Очередная Наталья Петровна с цветочками в профиле пишет: «Чо ты ноешь? Вот лыжники поехали и выиграли. А ты тут устроила концерт». Я уже настолько разочаровалась в людях, в Олимпиаде, в инстаграме* и во всем вообще, что мне нужно конкретно отдохнуть, чтобы остаться психически здоровой.

– Вы уже объявили, что пропустите этап Кубка мира в Турции. Правильно я понимаю, что на остаток сезона по большому счету вам наплевать?

– По большому счету – да. Но поеду на последние два этапа и посмотрю, что можно сделать в общем зачете. Хотя ничего уже особо не сделать. В гиганте я все проиграла, поэтому и в Турцию не поехала, потому что максимум могу стать третьей. В слаломе – еще посмотрим.

– А силы начинать новый четырехлетний олимпийский цикл есть?

– Нет. Пока нет.

– Все-таки «пока»?

– Я не хочу об этом сейчас думать. Если и пойду на следующую Олимпиаду, то на своих условиях. Не хочу столько своей жизни на это отдавать.

– С каким чувством вы будете вспоминать Олимпиаду в Корее?

– Не знаю. Пока я просто хожу и оправдываюсь. Оправдываюсь перед собой, друзьями. Сейчас нельзя копаться в себе, нужно смотреть вперед и думать о будущем. Хотя бы настолько, насколько это возможно.

Фото: ZASPORT, РИА Новости/Владимир Астапкович, Андрей Голованов и Сергей Киврин

Олимпийский блог Алены Заварзиной и Вика Уайлда

Про приглашение на Олимпиаду, нейтральный статус, хейтеров и отношения с иностранными спортсменами – первый выпуск

Про решение CAS, встречу с Путиным, вырванные слова из контекста и настроение в сборной – второй выпуск

Ответы на вопросы от болельщиков – третий выпуск

Про первые дни в Корее, олимпийскую деревню, борд-кросс и настрой – четвертый выпуск

Про перенос квалификации, работу допинг-контроля и развлечения для спортсменов на Олимпиаде – пятый выпуск

* Соцсеть, признанная в России экстремистской