Евгений Кисурин: «Перед «Финалом четырех» порвал связки, но сыграл. Это же был наш первый реальный шанс выиграть Евролигу»

Знаменитый советский и российский баскетболист Евгений Кисурин рассказал, как ему предлагали деньги за сдачу матча, об отравлении в Греции и игре на одной ноге в «Финале четырех» Евролиги. 

— Деньги за проигрыш «Олимпиакосу» вам предлагали после первой игры четвертьфинала плей-офф-95?

— Нет. Перед последней игрой группового турнира с «Маккаби» — ее победитель выходил в плей-офф на «Олимпиакос» — поступило конкретное предложение: «Хотите заработать сто тысяч долларов?» Это годовая зарплата примерно пятерых игроков ЦСКА. Все отказались. Мы обыграли «Маккаби», и больше нам ничего не предлагали. А уже в Пирее случилась история с отравлением.

— После успеха в Москве ехали за победой?

— Понимали, что в Греции будет тяжело, но были уверены, что одну игру из двух точно возьмем. Видимо, после «минус тридцати» в Москве «Олимпиакос» не знал, как нас обыграть. В первой пирейской игре нас поддушили судьи. Помню, как Волков взял мои трусы в кулак и просто дернул вниз. Судья не свистнул. Физически крепкий Грезин впрыгнул в зону, надеясь забить сверху, а его двумя руками просто выкинули из краски. Снова никакого фола. Грекам дали понять: в защите можете играть, как хотите.

— Что потом?

— Я отравился и два дня провалялся в судорогах. Просто не мог подняться. Нам давали витамины, но они не успевали усваиваться. Даже на разминке думал только о том, чтобы скорее вернуться на скамейку и отдохнуть.

— Могли отказаться от участия в матче?

— Греки сказали: «Тогда заплатите коммерческую неустойку». У ЦСКА таких денег не было. Единственное, что нам предложили: сыграть на три дня позже. Доктора посовещались: «Через три дня им еще хуже будет». Мы ведь после той игры неделю лежали под капельницами в санатории в Архангельском. Вот и решили, видимо: сыграть хоть как-то и скорее ехать лечиться.

— Чем вас отравили, узнали уже в Москве?

— Да, галоперидол был в крови у всех, но мне было важнее, что прекратились судороги и я начал нормально дышать. Дозы были разные, поэтому некоторых игроков пришлось спасать. Первым в больницу увезли Карасева: у него начались судороги лица, а это опасно: рядом шея, потом — легкие. Судороги легких — это остановка дыхания и смерть. Обычно галоперидол дают психам. Их он успокаивает, подавляет буйность. А на нас он действовал угнетающе, вгонял в депрессию.

— Через год вышли в «Финал четырех», но попали на Доминика Уилкинса.

— Навалил нам тридцать пять очков — думаю, это одна из его лучших игр в карьере. До этого «Панатинаикос» дважды вылетал в полуфинале, а тут еще и купил звезду НБА. Мы же были молодой командой, которая полетела на «Финал четырех» на занятые деньги.

Все равно мы могли победить. Надеялись, что Джулиус Нвосу, выручавший нас во многих матчах Евролиги, будет выманивать Вранковича из краски, но — не удалось. Нвосу слабо провел полуфинал. А я играл на одной ноге.

— Почему?

— Накануне вылета в Париж снова порвал связки. Наш первый в истории «Финал четырех». Реальный шанс выиграть. Что делать? «Давайте уколы». Бегать было не больно, но оттолкнуться одной ногой я не мог — она выполняла роль приставки. Связки выгорели, омертвели, и синее пятно на ноге держалось еще год. Зато на последних секундах матча за третье место с «Реалом», когда мы вели одно очко, я подставил руку под бросок Арлаукаса, и мы выиграли.

Читайте также:

• Работал охранником в больнице — через год позвали в «Чикаго Буллз». Большое интервью Евгения Кисурина