Про Харламова

И нечего спорить, кто более великий. Их у нас много, все достойны памятника — и те, кого уже нет с нами, и те, кто, слава богу, жив. Может быть, Валерий Харламов и впрямь не был самым лучшим, но самым любимым был точно. Потому что все сошлось — талант, характер, судьба. Трагическая смерть отняла все, кроме этой любви, масштабы которой сейчас трудно представить. Сказать, что любовь была всенародной — значит, ничего не сказать.

В биографии была и остается тайна, которую объяснить невозможно. Книги про Харламова писались и пишутся, фильмы снимаются (в апреле вроде как выйдет уже второй художественный — такого не удостаивался ни один отечественный спортсмен), внешний биографический канон определен раз и навсегда, но «за кадром» всегда остается что-то непознанное.

На вопрос, откуда взялся такой талант, ответа нет и не будет. Испанец по матери — но где Испания, а где хоккей? В пять лет отец поставил на коньки — но таких пацанов только в Москве были тысячи. В 1962-м попал в школу ЦСКА? Но были ребята и способнее. Тарасов заметил, напутствовав словами «ничего не бойся!»? Но великий и «сослал» его в чебаркульскую «Звезду» за ненадобностью.

Возвратили Харламова, кстати, по настоянию другого великого тренера Бориса Кулагина. И, как рассказывают партнеры, это был уже атлет и игрок другого уровня, чем тот, которым он был до «службы». В звено к Владимиру Петрову и Борису Михайлову он попал, заменив не кого-нибудь, а заслуженного ветерана и любимца публики, технаря и виртуоза Вениамина Александрова. После был яркий дебют в сборной на Призе «Известий», чемпионат мира в Стокгольме-1969, звание заслуженного мастера спорта (из перворазрядников!), дальнейшее известно.

По своему ощущению: если солидная игра старших по возрасту и более опытных Михайлова и Петрова воспринималась как должное, то Валерий Харламов оставался непонятным. Партнеры действовали потрясающе, но их действия можно было объяснить, а игра 17-го номера объяснению поддавались далеко не всегда. Однажды он скажет, что сам не знает, как будет действовать в следующий момент. И это второй вопрос, который не имеет ответа, когда мы говорим о Харламове.

Слово «звезда» Харламов, как и его партнеры, не любил. Цену себе знал, но вел себя так, что заподозрить в нем какие-то признаки «звездной болезни» никому не удавалось. Он воспринимал народную любовь так же естественно, как играл. А играл он легко и без натуги, оставляя за скобками кровь, пот и слезы закулисного труда. Болельщик «моцартианство» чувствует сразу, такому хоккеисту он все простит. Да и прощать то, собственно, надо было не очень много — Харламов ни с кем не конфликтовал, любые решения любого тренера принимал как должное, а то, что эти решения были не всегда правильными, убеждал игрой.

Их тройку пытались разбить вначале по прихоти Тарасова. А уже после Анатолия Владимировича в «суперсерии века» осенью 1972-го, если кто помнит, Харламов играл в одном звене с Александром Мальцевым и Владимиром Викуловым. Канада превознесла его, не зная, что Харламов может быть еще лучше (кто-то из больших канадских мастеров скажет, как пригвоздит: «Другого такого нет»). Но не зря же, находясь в зените славы, Валерий напишет: «Именно Володя и Борис сделали меня Харламовым».

Старшие товарищи платили ему тем, что никогда не ревновали к его славе. Для них он был и остается просто Валеркой, и здесь не надо искать ни желания принизить, ни желания примазаться — и Владимир Петров, и Борис Михайлов, сами величайшие мастера, знают то, чего не знаем мы.

«Испанская грусть» в нем проявилась не сразу — пожалуй, только в последние, очень непростые для него годы. Он не был баловнем судьбы, каким мог показаться. На рубеже 70-х и 80-х время Харламова уходило не потому, что ему было уже за 30 (сейчас это для хоккеиста — не возраст). Уходило время «хоккея Харламова» в сгущавшейся атмосфере безвременья. Они с женой погибнут в автокатастрофе в августе 81-го, советскому хоккею останется жизни на десять лет, как и стране. Но что-то страна невозвратимо потеряет на исходе того уже далекого лета.

Ответа на вопрос, почему так рано ушел, тоже не существует (сводить все к тому, что Виктор Тихонов не взял Харламова на Кубок Канады, было бы слишком просто). И это третья тайна Валерия Харламова, над которой бьются интерпретаторы его биографии.

Интересно будет посмотреть, что получится из фильма номер два. Первый, созданный при непосредственном участии Владимира Петрова, получился вполне достойным, но событием не стал. У нас художественное кино со спортивной канвой, да еще про реального героя, на веру не принимается (в отличие от той же Северной Америки, где спортивный байопик неизменно популярен).

…Встречаясь в Ледовом дворце ЦСКА с Борисом Сергеевичем Харламовым, мы о высоких материях не разговаривали. Но, глядя на современный хоккей, Харламов-старший вдруг произносил: «А Валерка… Да, Валерка…». И сразу все становилось понятно.

Владимир Мозговой, Sportbox.ru