Андрей Расторгуев: Не скажу, что я фанат группы «Любэ»

Один из самых быстрых биатлонистов Кубка мира Андрей Расторгуев в эксклюзивном интервью Sportbox.ru рассказал, за счет чего ему нет равных на лыжне, поделился проблемами латвийского биатлона и признался, что слушает группу «Любэ».

— Подводя итоги этапа в Оберхофе, нельзя не отметить вашу скорость. В спринте лучший показатель, в масс-старте вы в шестерке. В чем ваш секрет?

— На самом деле показывать высокую скорость я был готов и раньше. Но в прошлые сезоны частенько что-то не получалось. Мы с тренером делали всегда большой акцент именно на скорость в тренировках. Сейчас работа дает свои плоды, и, наконец, в Оберхофе мои результаты в совокупности стали не так уж и плохи.

— Но это же общие слова, вы согласны? В условиях высочайшей конкуренции в мужском биатлоне ваша скорость явно бросается в глаза. Может, вы просто очень талантливый человек?

— Думаю, секрет в моих тренировках. Мы с тренером работаем индивидуально, вдвоем. Другие команды так не делают. Зная, что скорость — моя сильная сторона, стараемся делать на этом акцент.

— Это тренировки на высоте или интервальные?

— Да, высокогорные тренировки имеют место быть. Но это не главное. Мы уделяем много времени силовым упражнениям. Чтобы развить высокую скорость, нужно много сил, как вы понимаете. В межсезонье я набираю очень большой объем, то есть километраж работы. Потом «разбегаю» все это, и, как результат, получаю скорость. Но это все слова, на деле же получается очень много работы до тошноты, до седьмого пота.

— Вы никогда не думали попробовать себя в лыжных гонках? Многие биатлонисты, которых отличает хорошая скорость, поступали так? Хотя бы ради эксперимента?

— Все не так просто, как кажется со стороны. В биатлоне ты бежишь три километра, потом делаешь паузу на стрельбу. Потом встаешь и бежишь снова. Это совсем иначе, нежели встать и гнать, например, 10 километров от старта до финиша. Совсем другая работа, другая специфика. И поймите, не каждый биатлонист может прийти в лыжи, и наоборот. Если бы я хотел попробовать себя в лыжах, к этому нужно было специально готовиться летом, а не просто так в один день переметнуться и надеяться там на победы. К тому же, скажу честно, биатлон в моем сердце.

— Как думаете, почему тогда у вас до сих пор не получается закрепиться в элите биатлона? Ваша главная проблема — стрельба? Или не получается совместить ее с высокой скоростью?

— Здесь у меня настоящий замкнутый круг. Если в своих тренировках я делаю акцент на скорость, то стрельба, понятно, от этого страдает. К тому же в нашей сборной элементарно не хватает персонала. Даже скажу иначе, у нас его просто нет. Мне приходится думать о стольких вещах, о которых биатлонисты из сборных России или Норвегии, может, даже и не знают. Возможно, из-за этого упускаю тот результат, на который потенциально способен.

— Что вы имеете в виду?

— Вот смотрите. Теоретически у нас в сборной есть массажист, физиотерапевт, но нет финансовой возможности, чтобы они постоянно находились с нами на этапах Кубка мира. Когда мои соперники в порядке вещей после гонки идут на массаж, я сам ищу варианты, как восстановиться. И потом, вы спросили о стрельбе. Но у нас же вообще нет тренера по стрельбе. То есть мой личный тренер отвечает сразу за все — и за скорость, и за стрельбу, и за восстановление. Это же очень сложно. Просчитаться и что-то упустить очень просто.

— Учитывая все эти сложности, сам собой напрашивается вопрос, почему вы выбрали биатлон? Зная о ваших сильных сторонах, не проще было попробовать свои силы в бобслее или скелетоне, где латвийские спортсмены так сильны?

— Вы правильно заметили, что в Латвии очень сильная школа бобслея. И с точки зрения поддержки со стороны государства там совсем все иначе. На нее работают и лаборатории, и штат врачей и тренеров огромный. Скелетон у нас тоже в почете. Наши спортсмены который сезон в лидерах Кубка мира. Но сердцу же не прикажешь, правда? И потом, когда я влюбился в биатлон, сборная Латвии была иной. Давайте не будем забывать призера чемпионатов мира Илмарса Брициса. Или вспомним Игры-1998 в Нагано. У нас была сильная эстафетная четверка, и мы всерьез претендовали на пьедестал, но стали шестыми. Так что говорить, что у нас нет традиций биатлона — это неправильно. Есть проблемы — это да.

— Я так понимаю, что вы попали как раз в период, когда латвийский биатлон приходится возрождать с нуля?

— Примерно так. Такая уж у меня миссия. Старики ушли, а молодые еще не успели набрать обороты. Элементарная смена поколений. Сейчас потихоньку поднимаем все с нуля. Пока не все получается. Посмотрите на меня, мне 26 лет, а я — самый опытный и возрастной в команде. Подрастают хорошие атлеты, но чтобы их заинтересовать, и чтобы у них был шанс проявить себя, конечно, нужна поддержка.

— Я видела, вы общаетесь с ребятами из российской команды. Вы что-то перенимаете у них в плане тренировок, может быть, иногда занимаетесь вместе?

— Даже если мне что-то и интересно, мы с тренером стараемся придерживаться своей системы выстроенной годами. Что-то новое придумываем сами, ищем варианты. Приходим к результату методом проб и ошибок.

— Есть ли у вас поддержка со стороны федерации? Выделяется ли финансирование на сборы, поездки на этапы Кубка мира?

— Сейчас стало немного лучше. Мне стыдно об этом говорить, но было очень тяжело. Почти все мы делали за свои деньги. Переезды, тренировки, проживание на соревнованиях, представляете? Но, к счастью, потом подключился Олимпийский комитет и здорово помог. Сейчас у меня появился первый личный спонсор, и дышать стало полегче. Но глобальных проблем это не решило. Все равно многого не хватает. Сейчас главная проблема для меня лично — отсутствие сервис-бригады. Думаю, вы понимаете, какая может быть разница в результатах с неправильно подобранными и подготовленными лыжами. У нас в команде всего один человек работает, в то время, как у некоторых сборных есть целые вакс-грузовики. Целые лаборатории там.

— Вы что, сами себе лыжи готовите?

— Нет. Это все немного иначе работает. Смотрите, нам Олимпийский комитет выделяет какую-то определенную сумму на сезон. Ее, конечно, как вы поняли, на все не хватает. И мы сами решаем, что и где мы можем себе позволить. То есть оплатить массажиста, физиотерапевта и сервисмена на всех этапах Кубка мира мы не можем. В Оберхофе сервисмен с нами был. Вот вам и мои результаты по скорости.

— Но насколько я знаю, основная работа с лыжами и их подбором идет в межсезонье.

— Все верно. Ну, а что делать? Выкручиваемся, как можем.

— Напоследок, чтобы закончить разговор все же на позитивной ноте, не могу удержаться и не задать вам этот вопрос. Вы знаете культовую российскую группу «Любэ»?

— А как же!

— А вы в курсе, какая фамилия у ее солиста?

— Конечно! Расторгуев! А вы знали, что на самом деле он мой отец и поэтому у меня такая фамилия?

— Что, простите?!

— Шучу я, конечно. Группу «Любэ» я очень хорошо знаю. Не могу сказать, что я их фанат. Но основные песни перечислить могу. Просто сейчас настроение у меня хорошее, и я решил над вами пошутить. Вы не обижайтесь. Мне на самом деле, очень приятно, что мы с вами делаем интервью. Значит, я интересен. И все мои труды не напрасны.